Различные варианты записи саги по-разному рассказывают об обстоятельствах, при которых это произошло. По одной из версий, жене конунга Вальдамара Аллогии, «мудрейшей из женщин», стало известно, что в Гардах ощущается присутствие духов-хранителей некоего славного юноши, и она решила выяснить, кто же это. Княгиня попросила супруга созвать «тинг», то есть собрание свободных людей из всех подвластных ему областей. (Явление, безусловно, характерное для скандинавского, а не русского общества.) Люди, пришедшие отовсюду, встали в круг; княгиня подходила к каждому и пристально вглядывалась в глаза. Наконец, на третий день, она дошла до Олава и сразу же распознала его. Олав открыл свое происхождение, и после этого конунг и княгиня взяли его в свой дом и стали воспитывать как собственного сына{59}.
Другая версия еще более романтична. Однажды, в двенадцатилетнем возрасте, Олав встретил на новгородском Торгу (скандинавские саги сохранили древнерусское название главной торговой площади Новгорода) человека, когда-то, еще у эстов, убившего его воспитателя Торольва. Убийца, некий Клеркон, был узнан по топору, принадлежавшему Торольву. Олав выхватил топор из рук Клеркона и зарубил эста. Но тем самым он нарушил закон, согласно которому жизнь любого человека, пока он пребывал в Новгороде, считалась неприкосновенной. «В Хольмгарде была такая высокая неприкосновенность мира, — рассказывал об этом знаменитый исландский поэт-скальд XIII века Снорри Стурлусон, — что, по закону, следовало убить всякого, кто убьет неосужденного человека». По совету Сигурда, Олав бежал к княгине и рассказал ей всю правду о себе. Та приняла мальчика под свое покровительство и повелела созвать своих воинов в полном боевом вооружении. Они должны были преградить дорогу людям, бросившимся преследовать Олава. «Княгиня владела половиной дружины и содержала ее на собственные средства, для чего собирала налоги и подати, как только требовалось. Было так и у конунга Вальдимара, что княгиня владела не меньшей дружиной, чем конунг, и они постоянно соперничали из-за родовитых людей», — разъясняет Снорри Стурлусон, раскрывая нам чрезвычайно любопытную особенность взаимоотношений внутри княжеской семьи (хотя и неизвестно, какого времени). Между конунгом и княгиней разгорелся спор из-за Олава. Люди требовали выдачи юного убийцы. Однако конунг, не желая еще большего кровопролития, пошел на уступку своей супруге и назначил выкуп за убийство Клеркона. Княгиня заплатила выкуп. «С тех пор был Олав у княгини, и она его очень любила»{60}.
Среди своих сверстников Олав выделялся силой, умом и воинской доблестью. По прошествии некоторого времени конунг Вальдамар сделал его вождем своей дружины. В распоряжение Олава было выделено несколько боевых кораблей, «и ходил он то в одну страну, то в другую, и быстро увеличивали его дружину норманы (норвежцы. — А. К.), и готы (готландцы. — А. К.), и даны (датчане. — А. К.)». Олав прославился своими подвигами и успехами в войнах: он покорил конунгу много городов и крепостей — из тех, которые «раньше принадлежали ему и которые другие отвоевали у него и подчинили себе», — и каждую осень привозил в Хольмгард богатую добычу — «разные сокровища, золото и ценные ткани и камни».
Согласно саге, Олав провел на Руси девять лет. Из-за зависти и козней ему пришлось покинуть страну. Несколько лет он провел в Виндланде (на южном побережье Балтийского моря, к востоку от полуострова Ютландия) и «Западных землях». Позже Олав вновь вернулся на Русь, но ненадолго. Сага связывает с Олавом само крещение князя Владимира, которое тот принял именно по его настоянию. (Хотя, заметим, согласно той же саге сам Олав крестился позднее в Ирландии.)
Как мы видим, сага об Олаве Трюггвасоне содержит немало ценнейших подробностей, касающихся как жизни Новгорода, так и личности князя Владимира Святославича. Однако очевидно, что нарисованный ею портрет могущественного конунга Хольмгарда не может быть действительным изображением Владимира той поры. Прежде всего, в саге нет и намека на юный возраст князя. Вальдамар предстает правителем, умудренным опытом и годами. Он намного старше Олава и относится к нему как к сыну, хотя реальные Олав и Владимир были, вероятно, почти ровесниками{61}. Вальдамар женат; саги называют имя его жены — Аллогия (в одной из редакций — Аурлогья). Русские источники не знают жены князя с таким именем, хотя и не исключают того, что Владимир мог впервые жениться еще в Новгороде — возможно, после возвращения «из-за моря» около 978 года. (Об этом речь пойдет в следующей главе.)
Рассказывается в саге и о матери Вальдамара — некой колдунье и прорицательнице, бывшей «в великой чести» у конунга. Она изображена дряхлой и немощной старухой. По словам саги, ежегодно, зимой, во время зимнего языческого праздника (названного по-скандинавски «Йоль», что примерно соответствует христианскому Рождеству), «ее приносили в кресло и сажали перед почетным сидением конунга. И раньше чем люди принялись пить, спрашивает конунг мать свою, не видит ли и не знает ли она, нет ли какой-нибудь опасности или беды, которая грозила бы его земле, не приближается ли немирье или опасность, не хотят ли другие захватить его владения»; на что мать конунга давала точные и исчерпывающие ответы. Так, за девять лет до появления Олава «в Гардах» она угадала его рождение и сообщила о нем конунгу Вальдамару, уже тогда сидевшему на престоле в Хольмгарде{62}.
Описываемые в саге события, конечно, нельзя воспринимать буквально. Они носят не конкретно-исторический, а эпический, полулегендарный характер. Такой же эпический характер имеют и персонажи саги. Так, фигура «конунга Вальдамара», как она нарисована сагой, является обобщенным эпическим изображением русского князя вообще — таким он и должен быть согласно представлениям скандинавских сказителей. Это правитель, которому берется служить главный герой саги. Он наделен соответствующими правителю-сюзерену чертами — соответствующим возрастом, опытом, мудростью и т. п. Конунг обязан иметь жену; причем жена его — как правило, «мудрейшая из женщин» (такова характеристика не только Аллогии, но и, например, Ингигерд, жены Ярослава Мудрого). В сагах жены правителей выступают обычно на стороне героя, тем более когда герой еще отрок. Поэтому нет необходимости искать конкретный прототип княгини, как это часто делают историки (предлагая на роль Аллогии, например, княгиню Рогнеду). Такой же обобщенный характер имеет и образ матери конунга — язычницы, пророчицы и колдуньи. Отсюда ее дряхлость и в то же время исключительная проницательность. Конечно, нельзя исключить возможность пребывания реальной матери Владимира Малуши в Новгороде при дворе ее сына, как и то, что именно ее гипотетическое языческое «ведовство» легло в основу рассказа саги о старухе прорицательнице. Но свидетельство саги об Олаве на этот счет вовсе не является достаточным. Возможно, кстати, что и в образе Аллогии, и в образе матери конунга отразились некоторые черты знаменитой бабки Владимира — княгини Ольги.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
